сейчас будет нам в очередной раз объяснять простые истины о войне, о долге и как должны все стойко переносить тяготы и лишения воинской службы.
— Так все знают? — громко спросил Хреков и в этот момент медленно руку поднял Барсов.
— Что у тебя, Апполон недоделанный?
— Товарищ генерал, мы сейчас на войне находимся, — громко произнёс Марк и класс одновременно зацокал.
Известный термин про капитана Очевидность, очень кстати, подходил старшему лейтенанту Барсову.
— Сядь, — махнул ему генерал. — Вот он знает, что мы на войне. Вы же, ведёте себя, как в очереди в универмаге.
Однозначно прозвучал намёк на заход с посадкой, когда Афанасьев пытался сесть перед нами.
— Понимаю, что со снарядами напряжно. Людей не хватает. Ещё эти душманы лишили нас поддержки со стороны братьев-афганцев. Но задачу по уничтожению Кокари-Шаршари никто не снимал, — спокойно сказал генерал и присел за стол. — Можете снять куртки, кому жарко.
Несколько человек, в том числе и я, воспользовались этой возможностью и сняли с себя верхнюю одежду.
— Значит так, сейчас второй залёт. Со штурманами и авианаводчиками я сам разберусь. Кто так определял цели, почему у вас нет южных районов Луркоха и так далее, — тихо произнёс Хреков. — А вам, товарищи командиры, необходимо проверить радиоданные, и кто их настраивал на бортах.
Снова в течение получаса разобрали цели, отработали вопросы взаимодействия и уточнили данные вертолётов поисково-спасательного обеспечения.
Через несколько минут, я уже бежал на борт, подготовленный к повторному вылету. Боевая зарядка осталась прежней, поскольку отработать в прошлый раз не успел — четыре ОФАБ-250–270, чтоб отбомбиться после работы штурмовиков, и Р-60 для их прикрытия. Всё же, работаем рядом с иранской границей.
— Всё готово, Сергеич! — отрапортовал Дубок.
— Отлично, — сказал я, взяв у него конфетку.
Посмотрев на кабину, я обнаружил, что что-то поменялось. Блистер не такой затёртый.
— А ты остекленение вымыл? — спросил я.
— Неа, пришлось заменить сразу после того, как пулю нашёл. Так, я и не выяснил, как она прошла без разгерметизации, но трещины были на фонаре, — сказал Дубок, поправив мне ремни.
— Ладно. Как прилечу, поговорим на этот счёт, — махнул я рукой, но задуматься стоит.
Странная история с появлением этой пули в подголовнике. После посадки надо будет обсудить это с Дубком.
— 202й, группа из 2х единиц готова выруливать, — запросил начало руления Бажанян.
— 202й, разрешили руление группе по одному, — ответил ему руководитель полётами.
— 202й 301му, — вышел на связь Афанасьев. — Взлетаете первыми, и будем работать на одном канале. Предлагаю, в случае невыхода, резервную дорожку — стартовый канал.
— Понял. Подтвердил, — ответил Бажанян, когда мы проруливали мимо стоянок Су-25х.
Звено «грачей» уже запускалось. Через остекление фонаря было видно, как в кабине шли последние приготовления к вылету.
Через пару минут мы уже стояли парой на полосе и Бажанян дал команду установить обороты на максимал.
— Внимание! Паашли! Форсаж! — дал команду Араратович, и мы рванули по полосе.
Разгон в это время дня не такой быстрый, температура уже высокая.
— Янтарь, какая смена? — слышал я в наушниках голос Афанасьева, который возмущался, что опять дали не те фотопланшеты.
Мы оторвались от полосы и начали отходить в зону дежурства.
— Янтарь, 202й, парой в зону номер 2. Высота 6000.
— 202й, не мешай. Опять не те координаты, — ворвался в эфир комэска Су-25х. — Янтарь, пришлите кого-нибудь. Мой ведомый сейчас подождёт на рулёжке, и вы ему передадите.
— Понял вас, отправляем.
— 301й, что за самоуправство? Я вам запрещаю фонарь открывать на рулении, — пригрозил Хреков, который теперь был на командно-диспетчерском пункте.
— Янтарь, 301й нет у нас этого района на картах. Снова будет неразбериха, — сказал рыжий комэска.
Хреков больше в эфир не выходил. Кажется, ждут передачку. Мы же активно набирали высоту, ожидая момента взлёта штурмовиков.
— Янтарь, 202й, 6000 заняли, готовы перейти под управление Тороса, — запросил Бажанян.
— 202й, на стартовом пока работаем, — ответил ему руководитель полётами.
— Понял.
Смотришь по сторонам, и диву даёшься. Пустыни уходят на запад, сливаясь с небом в сплошной слой жёлто-белой однородной массы. Слева и справа группа пересыхающих озёр Хамун, подпитываемых рекой Герируд.
Выполнили правый вираж, и вот уже виден тот самый хребет Паропамиз, ведущий к району Шаршари. Пока особых действий наша армия там не вела.
— Давай попилотируем. Готов? — запросил у меня Бажанян.
— Точно так.
— Набор 216й, и… рааз! — дал команду Араратович, и я плавно отклонил ручку управления самолётом на себя. — Влево разворот… снижаемся.
Пошли разворачиваться с креном 45° и начали пикировать. Держусь справа от Бажаняна, не отставая ни на метр.
— Вираж вправо, крен 45° и… рааз! — командует Бажанян.
— 301й, передали? — услышал я Афанасьева, который до сих пор не взлетел своей парой.
Такими темпами у нас или топливо кончится, или мы сами отработаем по целям.
— Янтарь, 202му, прошу под управление Тороса, — снова запросил Бажанян, когда мы выполнили очередную горку с разворотом.
— Да как же так! — раздался в эфир громкий голос Афанасьева. — Ё-моё!
Чтобы эти слова означали? Афанасьев, странный мужик, но вот такие фразы в эфир просто так вряд ли бы говорил.
— 301й, 202му, в чём дело? — запросил Бажанян.
— На земле посмотришь, — тихо сказал комэска штурмовиков.
Странное объяснение со стороны Афанасьева. Даже предположений нет, что там могло случиться.
— 202й, вам переход на связь с Торосом, — дал команду руководитель полётами. — Работаете самостоятельно.
— Янтарь, 202й, понял. Курс 140, высота 5000, — сказал Бажанян.
Продолжаем левый разворот и выравниваем самолёт по направлению к южной части Луркоха.
Небольшие манипуляции с оборудованием связи в кабине, и вот в эфир врывается Торос.
— Воздух, воздух, есть кто на канале? — запросил нас авианаводчик.
— 202й, ответил вам Торос.
Постоянные помехи, будто в уши кто-то льёт воду. Ничего не разобрать, что нам говорит наш ПАНовец.
— Торос, не разбираю. Повторите, — переспросил Араратович.
— 202й, вертикальные сейчас будут работать, нужно цель обозначить, — буквально выкрикнул в эфир авианаводчик.
Небольшое замешательство со стороны Бажаняна наверняка вызвано тем, что в прошлый раз такие перенацеливания закончились неразберихой с «грачами». Да и обычно это нам обозначают цель, чтобы отработать бомбами, а не мы.
— 202й Торосу, как приняли? — повторно запросил ПАН.
— Понял, Торос.
— 202й, занимайте 5000, левый разворот на курс 160, — дал команду авианаводчик.
Выполнили с Араратовичем разворот, и снова перед нами узкие расщелины Луркоха. Сложно в такой местности визуально обнаружить объект.
Я посмотрел вправо, и заметил приближающийся рой вертолётов, проходящих одну вершину за другой.
— Торос, прошли отметку 1664, дайте целеуказание, — запросил Бажанян.
— 202й, снижение 3000, с курсом 160.
— Понял, снижение… и рааз! — сказал Араратович, и мы плавно начали приближаться к горным вершинам.
Перешли на снижение, но у меня в голове сразу запустился мыслительный процесс. Ищу глазами цель и понимаю, что кроме гор, русла небольшой реки и отдельных лесистых участков ничего нет.
— Цель в ущелье. Ряд строений и разрушенная крепость на северном склоне, — выдал нам информацию Торос, вот только ничего нам это не говорит.
Прошли мы парой всё ущелье. Горы как горы, ущелье как ущелье. Где там эти строения, совершенно непонятно.
— 216й, на повторный. Смотри внимательно, а то я уже слепой, видимо, — сказал мне Бажанян, и мы начали выполнять разворот. — Снижаемся 2700.
Ещё прижимаемся к вершинам, чтобы попробовать рассмотреть и найти эту цель. Результат аналогичный.
— Торос 202му. Конкретнее, где наша цель? — запросил Бажанян, когда мы выполнили второй проход по ущелью.
— 202й, проходите с севера на юг, далее от пересечения с другим ущельем отворот на восток, курс отхода 80. Цель будет строго под вами.
Прекрасно объяснил! Я прям понял. Представляю, что сейчас хочет ему сказать Араратович.
— Торос, 801й, группой вертикальных подходим к точке высадки. Цели обозначены? — запросил ведущий группы вертолётов.
Краем глаза рассмотрел, что они всей толпой идут по южной окраине Луркоха. Проще им самим уже отыскать эти цели, но вертолёты слишком уязвимы для ПВО. Вот и ждут, когда мы обозначим им район работы.
— 801й, я 202й, работаем в этом направлении сейчас, — сказал Бажанян, пока мы следовали в очередной раз по верхней кромке